Двор щебетал
разноголосием птиц, шелестел листьями вишен, жестикулировал ветками каштана,
освежая летний зной, а бабушке Юле было холодно. Старый двор как-будто не очень
изменился, только деревья очень выросли и постарели. Этот двор она знает очень
давно, еще, когда нынешние немолодые ее соседки были совсем юными, а сама она
работала учителем начальных классов. Бабушка Юля принадлежала к категории той
истинной интеллигенции, которая выражалась не только в ее внешности и манерах,
но которая отражала весь ее внутренний мир.
Муж ее давно
умер, и долгое время она проживает с сыном и его семьей. Время неумолимо
накладывает свой отпечаток на все привычное и дорогое, и теперь, к девяносто
двум годам, она знает, какими долгими бывают зимние дни, когда температурный
столбик в комнате не поднимается выше плюс восьми градусов, какими равнодушными
и чужими могут быть любимые и близкие ей люди. Свои обязанности по дому она
старается выполнить как можно лучше. Ее худенькую семенящую фигурку в
неизменной претенциозной шляпке можно увидеть с хозяйственной сумкой или
мусорным ведром. Ее день распланирован четко: обязательная прогулка, любимое
мытье посуды, укрепляющая мышцы утюжка белья, общение с парой близких
приятельниц. Как-то незаметно она стала лишней в квартире, которую когда-то
доверчиво подарила сыну. В ее выцветших голубых глазах иногда можно четко
прочитать искреннее извинение за свое долгожительство. Да, время изменило
многое. Когда-то она любила театр, музыку Шопена и Бетховена, любила своих
чудесных детишек начальных классов, а теперь ей открыли глаза близкие, что она
была не заслуженным учителем, а просто бездельницей. Вот если бы она выкормила
хотя бы одну свинью, то была бы хоть какая-то польза. Бабушка Юля долго
всматривается в лунную дорожку посреди моря, запечатленную в ее окне как на
картине, уснуть она все равно не может, думает, как бы ей добраться завтра в
другой конец города. Съездила, дала накопленную сотню гривен молоденькой маме с
ребенком, помочь ведь им некому. Все бы хорошо, да на обратном пути упала и
разбила себе лицо до крови. Тяжеловато стало общаться с людьми, слух совсем
ослабел, но, в общем-то, домашние не очень-то желают с ней говорить. Иногда она
по губам улавливает их грубую брань, и редкая слезинка скатится по впалой щеке.
Впрочем, бабушка Юля видит мир прекрасным, людей добрыми и всех прощает. Вот
опять она сидит на скамейке в небольшом старом дворе в невероятно старомодном,
но ухоженном одеянии, целиком погрузившись в чтение. От нее исходит какая-то
волна миролюбия и удивительного спокойного достоинства. "Юлия
Владимировна, как вас не шокируют нынешние нравы, новая молодежь?", –
спрашиваю я. "Молодежь, как молодежь, с ее ошибками, пытливостью и
новаторством, а безобразное... И это пройдет", – улыбнулась она.
Я сижу рядом
и любуюсь ею, на ум приходят мысли: сколько же и каких качеств характера не
хватает человеку для его долголетия.